В преддверии 155-летия со дня рождения выдающегося художника Григория Ивановича Чорос-Гуркина публикуем очерк о его первой персональной выставке картин, проходившей с конца декабря 1907 г. по январь 1908 г. в городе Томске, написанный его другом - русским географом, этнографом, фольклористом, общественным деятелем, одним из основателей сибирского областничества Григорием Николаевичем Потаниным.

Накануне выставки, 23 декабря 1907 г., в томской газете «Сибирская жизнь» вышло стихотворение в прозе Г.И. Гуркина «Алтай» («Плач алтайца на чужбине»), в котором художник задал вопрос: «Какими красками опишу я тебя, мой славный Алтай, и какой линией очерчу твой стан?». Отвечая на него, художник предложил зрителям небывалую по масштабам выставку – 300 работ маслом, карандашом, тушью. Выставка, по словам художницы Л. Базановой, превратилась «в предмет ожидания и оживленных бесед почитателей искусства... Когда ... выставка открылась, томичи дружно на нее устремились, чтобы пережить так редко выпадающее на их долю глубокое эстетическое наслаждение».

Талант Гуркина покорил томичей сразу и навсегда. Выставку посетило более 3 тысяч человек, распродано более половины работ, заказано около 50 повторений; она была поистине  художественным открытием, принесшим автору известность и любовь томичей. С того времени Г.И Гуркин становится едва ли не самой популярной личностью в Томской губернии.

После выставки столичный журнал «Нива» писал: «Подобная выставка была таким необычайным и выдающимся явлением, что неделя ее существования в Томске была прозвана «Неделей Гуркина».

Известный советский художник Николай Котов вспоминал, что гимназистом не раз ходил на эту выставку со своим другом Михаилом Черемных – тоже впоследствии знаменитым художником: «…И всегда уходили полные упоения тем новым для нас, неведомым и огромным, новым и сказочно прекрасным миром, который нам открывался в картинах и рисунках Гуркина.<…>Больше полстолетия прошло с тех пор. Сколько выставок довелось мне увидеть на своем веку, сколько встретить художников, но ни разу в жизни, нигде я не встречал так ярко выявленного образа художника-творца…».

Произведения Гуркина с той поры стали для сибиряков синонимом настоящей живописи, не просто фиксирующей увиденное глазом художника, но пропускающей его через душу творца, и уже несколько поколений являются почитателями его таланта.

 

 

обложка Каталога выставки 1907-1908 гг. Оформление Г.И. Чорос-Гуркина

 

Потанин Г.Н. "Этнографическая часть выставки Г. Гуркина"

 Выставка Г. Гуркина главным образом посвящена алтайскому пейзажу, но чтобы дать более полное представление об Алтае, г. Гуркин к алтайской природе прибавил и человека. До последнего времени Г.И. Гуркин изучал исключительно алтайский пейзаж и только всего один год работает над фигурами. В своей настоящей стадии художник не решился дать сибирскому обществу жанр из жизни алтайских инородцев. Картины Г. Гуркина пока не изображают внутренние движения души инородца, они не изображают его в радости и в восторге или в гневе, или в горе, плачущим или смеющимся. Они представляют жизнь его души только в её внешних проявлениях, в обряде или в культурных занятиях, т.е. дают понятие только об его этнографических особенностях, а не о том, что есть в его жизни общечеловеческого.

 В виду такого местного характера и специально этнографического значения этих картин, имеющих интерес для науки, а не для искусства, не излишне обзору их предпослать некоторые объяснения. Этнографические картины Г. Гуркина относятся к племени, населяющему алтайские долины; племя это говорит тюркским языком, но культуру усвоило монгольскую, а не туркестанскую, как киргизы, за что русские ошибочно называют это племя калмыками. К этому тюркскому племени принадлежит и сам художник Гуркин.

На этюде № 6 представлен Кам (Шаман) Бачияк, который живет в вершинах реки Аноса, на его притоке Ак-Айры; принадлежит к поколению Иркит. От роду имеет слишком 50 лет. Камлает (шаманит) около 25 л. Во время последнего религиозного движения среди алтайцев бурханисты[1], т.е. сторонники учения Чета Челпанова сожгли его бубен и заставили его прекратить свои камлания. Но после трехлетнего перерыва он возобновил их. Бачияк пользуется большим почетом у инородцев.

Он одет в шаманскую мантию, которая украшена жгутами и ремнями. Эти жгуты представляют змей. Воротник мантии усажен совиными перьями, на голове кама повязка, верх которой, усаженный совиными перьями, падает на спину. В левой руке кама бубен, внутри которого две поперечины: деревянная – вертикальная и железная – горизонтальная; на последней навешены железные погремушки и разноцветные ленты. Вертикальная поперечина служит вместо рукоятки; на верхнем конце её изображение человеческого лица. Эта поперечина изображает духа бубна.

Кам Бачияк 1907 г. Х., м. 176*124. Российский этнографический музей

Картина № 5 (Камлание) изображает обряд «устюгу», приношение жертвы высшему божеству Ульгеню. Для этого обряда можно приглашать только мужчину-кама, женщина-кам совершать подобные жертвоприношения не может. К этому обряду приглашаются родственники; они привозят вино (аракы); соседи съезжаются без приглашения. Колют две или три лошади. Камлание продолжается два или три дня. Картина срисована с обряда, который был совершен по желанию жены одного кама. Она бездетна, и потому она просила у Ульгеня детей, а также урожая, приплода скота, благополучия и удачи в охоте. Картина изображает момент, когда жертва уже заколота и повара уже варят мясо. Привезенное гостями вино хозяин дома наливает в «чечей», чашку, и кам, омакнув в вино березовую ветку, кропит ею в воздух, чествуя горных духов («алкапият»), например, духа горы Адыгана. После кама каждый гость, привезший вино, так же кропит в честь духов.

Налево на картине видны повара около котла; за ними две березки, к которым на ночь была привязана лошадь, обреченная в жертву. На березке накинут аркан с «яламой», лентами. Эти березки называют «бай-гаин». Направо виден навес на четырех столбах, «тасхак»; на этот тасхак потом будут сложены кости убитого и съеденного коня; над тасхаком поднимается шест, на который продета шкура, «байдара», убитой лошади. Перед тасхаком производится либация; вторая фигура с правого края держит чечий с вином, а крайняя фигура – кам с березовой веткой. При обряде «устюгу» кам не надевает мантии со змеями, а имеет только три ленты, одна прикреплена к шапке, две висят с плеч.

Ӱстӱгӱ .Обряд жертвоприношения. 73,5*100,51. Национальный музей Республики Алтай имени А.В. Анохина

На эскизе № 197 изображено опять камлание; на картине видны тасхак и бай-гаин. Вдали – юрты, шестигранные деревянные и конические, крытые корой. Кам кропит в воздухе мясным отваром с крошками мяса.

На эскизе № 198 изображена либация жиром «ус урупият», совершаемая внутри юрты. Когда мясо коня, заколотого к обряду «устюгу», сварится, кам и хозяева идут в юрту, где сидят женщины, не имеющие права присутствовать при обряде, и приносят им жертвенное мясо. Кам навешивает на таган жир, нарезанный лентами, обходит вокруг очага и льет на огонь растопленный жир; жировые ленты загораются, жир, пролитый на огонь, вспыхивает, и пламя поднимается до потолка, как это видно на картине. Во время обхода вокруг очага за камом идут хозяин с мясом и его родственники. На правой половине картины находится кухонный угол; тут видна бадья «чапчак» с «чигеном», киснущим молоком, из которого потом будут курить вино. На левой половине видна шаманская мантия, брошенная на ящик; на неё поставлен бубен шаманки, хозяйки юрты, и висит полотенце, без которого бубен не вывозится из дома. Это полотенце называется «эльчи» - посол. Когда кам получит приглашение приехать в какой-нибудь дом, то вперед посылается туда это полотенце. Вправо от бубна видна занавесь «кожого» над кроватью.

 

Ӱс уруп jат. Камлание в юрте. 1907 г. Х, м. 22х31. Томский областной художественный музей

На этюде № 202 изображено высиживание араки; для этого в котел наливается сквашенное молоко. Котел покрывается деревянной крышкой в виде шлема, в которой три отверстия. Одно из них заткнуто затычкой, которая вынимается для регулирования температуры; в два другие вставляются деревянные трубы «чорго», по которым винный пар от молока проходит в холодильник.

Эскиз № 10, «Первый луч христианства на Алтае». Первый алтайский миссионер отец Макарий Глухарев проповедует перед толпой, собравшейся на камлание. Перед ним сидит кам «Сюрьмэй», который жил в то время около Улалы на горе, носящей теперь его имя. Об этом каме рассказывают, что он однажды, когда шуга мешала переправе, перелетел через Катунь по воздуху; в другой раз он был заперт в юрте и вылетел из неё через дымовое отверстие. Отец Макарий не мог убедить его креститься.

Проповедь миссионера (Первый луч христианства на Алтае). Х., м. 75*100.  Национальный музей Республики Алтай 

Эскиз «Юрта» (в каталоге опущен). В окрестностях Чемала юрты бывают двух родов: одна юрта деревянная срубчатая шести – или восьмиугольная, по-алтайски «керече-аил», (кереге-аил – ред.) верх юрты покрыт или корой лиственницы или берестой, пригнетенной жердями; другой вид – «сеелты-аил» - коническая юрта, без сруба, состоит из одних жердей, покрытых берестой или корой. Отверстий в юртах только два: дверь и отверстие вверху для выхода дыма: это последнее служит и вместо окна. На картине перед юртой к коновязи «чакы» привязаны две лошади, на которых приехали гости. По лошадям можно узнать, что приехали мужчина и женщина, потому что правая лошадь имеет на узде и на поводьях кисти, а седло покрыто синим бязевым чепраком с красными углами. С таким убранством сбруи ездят только женщины. На первом плане идет женщина с ведром или подойником. Около юрты два алтайца колят «торбока» (годовалого теленка) для угощения гостей.

На эскизе № 20 изображен богатырь Сартакпай, легенды о котором распространены от Катуни до Зайсана. Ему приписывают разные инженерные работы: постройку мостов, рытье каналов, прокладывание дорог и т.п. Одна из легенд рассказывает, что с целью перекинуть мост или запрудить реку богатырь Сартакпай и его младший брат подняли целую гору и понесли её, чтобы положить поперек реки; они не чувствовали тяжести горы благодаря тому, что соблюдали условие не прикасаться к женщине; но младший брат на одном ночлеге не соблюл заповеди, и гора задавила обоих братьев. Жители Средней Азии убеждены, что великие дела совершаются только человеком с девственным сердцем; всякое серьезное предприятие для своего успеха требует нравственной дисциплины; для этого нужен дух, очищенный от всяких дурных мыслей.

Картина «Хан Алтай» № 1 не представляет в своем целом снимка с определенной местности; это композиция по этюдам, сделанным среди вечных снегов Алтая. Художник хотел в этой картине дать синтез впечатлений, которые восприимчивый человек уносит с собой, постранствовав между алтайскими белками, тех настроений, которые породили в первобытном жителе Алтая религиозное чувство к его белкам, живущее и в нынешнем поколении обитателей этих гор. Алтай кижи, т.е. алтайский инородец одухотворяет Алтай: в его глазах это не мертвый камень, а живой дух. Продукты горной природы он принимает как дары, которыми Алтай сознательно осыпает своих обитателей; поэтому человек выражается, что у пустыни длань сжата в кулак, а длань щедрого Алтая раскрыта. Он проникается благодарностью и уважением к своей горе, а величие снежных вершин внушают ему и боязнь перед горой. Он не может назвать гору иначе как хан Алтай, т.е. «царь Алтай» или «царственный Алтай».

 Хан  Алтай. 1907 г. Х., м. 160*205 см.  Томский областной художественный музей

Мистический страх перед снежными вершинами распространен не только в сибирских горах, но и в Монголии, и Тибете. По всей центральной Азии рассеяны «поклонные горы», которым жители поклоняются как могущественным богам. Иногда обряд поклонения состоит в том, что священную вершину обходят кругом по опасным тропинкам; совершая этот круг, пилигримы идут с опущенными в землю глазами и молча, опасаясь, чтобы во время разговора не вырвалось бы какое-нибудь банальное слово, которое может оскорбить гору; величественному спокойствию и тишине белков соответствует только чистое непорочное мышление. Культ горы имеет для жителей Азии этическое значение. Обитатели Азии верят даже, что ужас альпийской пустыни охватывает и животных; иногда случается, что в караване, проходящем между белками, верблюд начинает дрожать всем телом, падает на землю, и никакими средствами нельзя заставить его подняться и идти далее; туземцы говорят, что он неосторожно взглянул на вечные снега и ужас пустыни парализовал его нервы.

Мистическое содержание Альпийских пейзажей художник тем удачнее может передать, чем он ближе к народному наивному чувству, чем он менее оторван от народного легковерия, чем менее он будет походить на путешественника-ботаника или энтомолога, без малейшего признака благоговения выкапывающего альпийские растения или ловящего бабочек, может быть, даже напевающего при этом фривольную песенку, что по народному воззрению уже совсем непростительное кощунство, наконец, чем он более будет напоминать верующего средневекового христианского художника, приступавшего к работе над изображением Мадонны только после продолжительного поста и молитвы или на греческого художника, высекавшего таких Юпитеров, Аполлонов и Венер, такие шедевры, каким подобных уже не может создать современный скульптор-рационалист.

 (Сибирская Жизнь. 1907. № 198)

 [1]Бурханизм – «национально-религиозное движение, сформировавшееся к 1904 у горных калмыков (алтай-кижи). В научной литературе получило название по имени главного божества — Бурхана (Ак-Бурхана). Среди алтай-кижи (алтайцев) известен как ак-jан («белая вера») или сют-jан («молочная вера»)» (Историческая энциклопедия Сибири. Т.1. – Новосибирск, 2009.- С. 262). «Проповедниками "новой веры", сформулировавшими ее основные догматы, были Чет (алт. Чот) Челпанов и его приемная дочь, двенадцатилетняя Чугул» (Шерстова Л.И. Бурханизм в Горном Алтае // Этнографическое обозрение. - 2005, №4.- С. 22).